Путешествие на Тандадрику - Страница 37

— Оставить тебя?! — возмутился Кадрилис. — Да за кого ты меня принимаешь? За друга или за предателя? Останешься ты — останусь и я. Если твоя песенка спета, то и моя тоже. Значит, и моим скитаниям тоже конец. Остаёмся оба.

Но Кутас будто оглох. Положив безносую мордочку на почерневшие лапы, он глядел, как на пожарище изредка вспыхивают искрами уголья. О чём он размышлял? Может быть, вспоминал костёр в лесу, те угольки, у которых он беззаботно грелся, хихикал и пел?..

— Кутас, — точно угадав его мысли, нарушил молчание Кадрилис, — а ведь ты так и не закончил кое-что, помнишь?

Щенок даже не повернул голову.

— Помнишь? — настойчиво повторил Кадрилис и стал тихонько напевать по памяти:

Красивая птичка овсянка
Сидела в гнезде у полянки.
Лесной не смеётся потешник —
Не радует слух пересмешник.
Грустит, приумолкнув печально,
Вчера он обжёгся случайно…
Как вдруг крокодил появился —
К насмешнику он обратился…

Солнце уже светило почти в полную силу, угли совсем поблёкли.

— Кутас, так что всё-таки произошло с пересмешником-овсянкой однажды?

— Хи… хи… — как сквозь сон прошептав щенок и отвернул мордочку.

Только сейчас, при ярком свете, Кадрилис увидел, что брови у щенка совсем седые. Его приятель поседел за одну ночь — короткую и одновременно такую бесконечно долгую ночь на чужой планете.

Кадрилис медленно поднялся. Выпрямился во весь рост на задних лапах и поднял вверх стиснутые кулаки.

— Будьте прокляты! — крикнул он в чёрную выжженную пустоту. — Будьте прокляты вы, из-за которых невиновные становятся виновными!

Увы, если кто-нибудь и слышал его проклятия, то разве что Улюс-Тулюс, паяц, который, засучив длинные рукава, рыхлил землю для фасолины…

Смятение на «Серебряной птице»

— …Девять… восемь… семь… — раздавался спокойный голос пилота, отсчитывающего время до старта «Серебряной птицы».

Командир Лягария сидела мрачнее тучи, однако преисполненная решимости. Это она отдала пилоту приказ не ждать пропавших и отправляться в путь. «Если каждый раз мы будем потакать нарушителям дисциплины, — заявила она, — то до Тандадрики никогда не доберёмся. Взгляните трезво: мы прождали их целых три дня и три ночи! А ведь есть более важные, жизненно необходимые дела, чем ожидание и поиски этих двоих. В путь!»

— …Шесть… пять… четыре…

Твинас так яростно сосал трубку, что, кажется, от неё скоро останется лишь мундштук. Но ничего путного он на этот раз не придумал.

— …Три… два…

— Помогите! — внезапно раздался отчаянный крик Эйноры.

— Это ещё что? — выпучила глаза лягушка.

Отсчёт прекратился, до игрушек донёсся бесстрастный вопрос пилота:

— Почему нарушили отсчёт?

— У меня… ох… — охнула Эйнора. — У меня… сердце… приступ!

Из кабины вышел пилот и остановился возле бессильно откинувшейся в кресле Эйноры. Наклонил шлем, посмотрел сквозь тёмные очки, приложил руку в перчатке к её сердцу. У Эйноры по спине пробежали мурашки.

— Какой, говорите, у вас приступ? — спросил Менес.

— А никакой, — ответила за Эйнору Лягария. — Самая обыкновенная симуляция, кривляние. В путь! Я приказываю!

Однако пилот не вернулся в кабину. Он расстегнул на Эйноре ремень безопасности, поднял куклу и, заботливо придерживая, спустился вниз по трапу на землю. Наблюдая эту сцену, Лягария задыхалась от ревности: к ней пилот даже не прикоснулся ни разу, за лапу не тронул, а эту кривляку уже в который раз тащит в охапке! А уж этот Твинас, этот хромой толстяк, ковыляет за ними быстрее белки и всё её ручку в перчаточке крылышками придерживает!

Дудки, с неё хватит!.. И Лягария принялась лихорадочно искать в саквояже футляр для очков. Достала, раскрыла его, но…

«Неужели забыла, куда спрятала?» — лягушка перетряхнула заново содержимое саквояжа, но нигде не нашла того, что искала. «Что за напасть?» — не переставала удивляться Лягария, однако вещественное доказательство как в воду кануло!

— Знаю, знаю, — воскликнула лягушка. — Украли!

Она стремительно выскочила из корабля, как из горящего дома. Проклятье! Пока она трясла дорожную сумку, пилот, кукла и пингвин успели исчезнуть, куда-то запропастились… Исчезли, оставив своего командира и не спросив разрешения на исчезновение! Хаос, какого ещё не было!

«Я и без той штуки тебя разоблачу, кривляка, так и знай! — мысленно пригрозила лягушка Эйноре. — Никуда ты, аферистка и лгунья, от меня, а значит, и от справедливости не денешься!»

Кутаса возвращают на корабль

Неуклюжий Твинас помог Эйноре подняться на корабль, потом вернулся за Кутасом. Передние и задние лапы щенка были связаны ниткой из потайного кармашка зайца — только так можно было сломить его сопротивление, поскольку Кутас ни в какую не соглашался возвращаться на «Серебряную птицу».

Чтобы удобнее было занести его по трапу, Кадрилис притащил шарф и соорудил из него носилки. Они с Твинасом уже вытащили щенка из вездехода, чтобы уложить на носилки, но пилот жестом остановил их.

— Прошу оставить щенка в покое. К тому же прошу вернуться на корабль, плотно закрыть дверь и оставить нас для серьёзного разговора.

Голос пилота был таким холодным и бесстрастным, что Кадрилис, который уже начал подниматься по ступеням, не выдержал, соскочил на землю и, подбежав к пилоту, схватил его за пустой рукав.